«Негодяй! Подлец! Ненавижу!» - рассерженная Ксюша рылась в шкафу прикидывая, что бы одеть. Гнев слепил глаза, руки быстро перебирали вещи одну за другой, а сознание не могло остановиться ни на одной из них. «Ладно, пусть будет это, - наконец выбрала и быстро оделась, пытаясь не увидеть себя в зеркале, - Блин, платок надо снять. Нет, пусть будет - голова давно не мыта. Да, ну всех! Я всё равно быстро».

С грустью посмотрела на шкаф. Вот собраться бы и уехать куда-нибудь. Далеко-далеко и навсегда. Вот так, молча, не предупреждая и не прощаясь. А может прямо сейчас так и сделать? Нет, сейчас не получится. Сейчас надо в аптеку.

Не домашняя одежда, туфли на каблучке возродили ощущение привлекательности. Плечи автоматически распрямились, подбородок слегка поднялся, и рука привычным жестом стала поправлять прическу. Ах, да, какая прическа, вместо неё ведь противный платок. Это сейчас он противный, а когда-то очень нравился.

Ксюша родилась и выросла в городе. Пусть в маленьком и провинциальном, но всё же в городе. И когда Лярчик привез её в деревню, чистый воздух, вкусная вода, деревенский стиль одежды - казались Ксюше очень романтичными. Ей  нравилось повязывать платок. Она это делала разными способами, и ей казалось, что он подчеркивает молодость, упругость и румяность её лица. Куда там деревенским красавицам до неё, она – самая самая.

Но, прожив в деревне несколько лет, её лицо потеряло свою упругость, стало тусклым и усталым. Даже платок не давал ему той привлекательности. И Ксюша решила, что именно платок во всем виноват. Именно он её и уродует.

И когда она была последний раз в парикмахерской? Да и кому нужна её прическа? Курам, уткам, коровам или пырею с огорода? Соберет волосы в пучок, стянет резинкой, платком прикроет – вот и вся прическа. Иной раз так устанет, что вымыть волосы, сил нет. А оно и не страшно. Под платком ведь не видно. И сейчас так. Только если все время дома, то не страшно, а как выйти куда – дискомфорт.

А ведь волосы у неё красивые. Вот и в тот день она была с шикарной прической, с приятным легким макияжем. Она шла по улице и пряди развевались на ветру. Солнце отсвечивалось в каждом волоске, окружая ее лицо манящим, сверхъестественным ореолом.  Мужчины оборачивались вслед. И когда иномарка остановилась рядом, а совершенно незнакомый молодой человек произнес: «Девушка, выходите за меня замуж!», она ничуть не удивилась, а только кокетливо ответила: «Увы, я уже замужем, и у меня трое детей».

Детей и мужа у неё, конечно, не было, как собственно и иномарки у того парня. Взял тогда у друга прокатиться. Но они все-таки не только познакомились, но и поженились. Валерий, или Лярчик, как называла его Ксюша, был совсем не похож на всех её знакомых парней. Он бредил деревней. Убедительно рассуждал о городском воздухе, о проблеме воды, о качестве продуктов, о зависимости горожанина от денег… Действительно воздух в городе плохой. Воду включают по часам, пить её противно, даже купаться в ней страшно. Овощи с рынка невкусные, сваришь картошку в мундирах, а она такой горечью отдаёт, что и есть не хочется. А если вдруг работу потерял, совсем пропал, еда на подоконнике не растет. Лярчик, конечно, всё это рассказывал гораздо красивее. И Ксюша поверила, что город – это обреченная на вымирание резервация, а деревня – настоящий рай на земле.

Вначале всё нравилось. Они поселились в полуразвалившемся домишке и наслаждались настоящей жизнью. Все казалось особенным, сверхнатуральным, сверхполезным и сверхценным. Гул огня в печи, танец огненных бликов на стенах согревали зимой не только их тела, но и души. В такие моменты Лярчик любил мечтать. И Ксюша заслушивалась возможными перспективами. Да, горожане будут умирать с голоду, они будут болеть, захламив свой организм пустым балластом, а не овощами. А в деревне своя картошечка, и курочка, выращенная на пшеничке, а не на антибиотике, и молоко коровье, а не соевый суррогат. Горожане будут мерзнуть зимой, знаем их централизованное отопление, а мы печечку раскочегарим  - и кайф. Они ржавчиной умываются, а мы водичкой с колодца. Но толи еще будет…

И они трудились. Сил не жалели на создание своего рая. Только всё больше и больше Ксюша отождествляла себя с белкой в колесе. Бежит, бежит, а всё на месте. Работа никогда не заканчивалась, и, казалось, чем больше её делаешь, тем больше приходит ещё. В одном углу порядок наведёшь, смотришь – в другом завал. И еще удивляла недолговечность результата. Только пропололи бурьян, а уже новый вырос. Только законсервировали овощи – уже съели, надо опять консервировать. Только вымыли посуду, а уже новая скопилась. Только прибрались в доме – опять бардак будто здесь сроду не убирали.

Именно мытьё полов больше всего напрягало Ксюшу. Полы были дощатые, деревянные. Когда-то они были покрыты краской, но сейчас она большей частью облупилась. Очень долго Ксюша не могла научиться их мыть. Пока пол влажный, вроде чистый, красивый и блестит, а высохнет - сразу покрывается тусклой дымкой, а то и разводами. Еще грязнее кажется чем был. Ведрами менялась вода, тряпка вытиралась до дыр, кусочки отстающей краски больно вонзались под ногти (мыла руками, думала чище отмоет), а пол с каждым разом выглядел все хуже и хуже. Это была война за чистоту. Ксюша освоила наиболее продуктивную методику мытья такого пола. Сначала его надо обильно смочить, просто не выкручивать тряпку, чтобы грязь откисла. А потом протереть несколько раз на сухо, тщательно собирая весь мусор. Вот, теперь победа! Но буквально на следующий день пол наносил ответный удар, и выглядел так, будто его годами не мыли.

А пол в коридоре, где обувь – это же вообще кошмар! Ну, почему у мужской обуви такая ужасная подошва? Она прямо создана для того, чтобы набрать на себя как можно больше грязи, и припаять ее потом к полу. Именно отскребая в очередной раз, эти полы Ксюша не выдержала и разревелась. Много раз говорилось в их семье о полах. Чтобы их наново покрасить, нужно содрать до конца старую краску. Иначе она будет все равно отваливаться, а вместе с ней и слой новой. Да и поверхность будет не ровной и гладкой, а язвенно покоцанной. Но на это нужны Время и Деньги. А этого им катастрофически постоянно не хватает. К тому же, если честно, Ксюше хотелось видеть на полах линолеум, а не краску. Но это еще большие деньги, куда уж там. Надо пока терпеть.

А вот сегодня вконец не вытерпела. Так разревелась, что дурно стало, и она даже испугалась, как бы ей совсем не поплохело. Поэтому, бросив недоделанную работу, быстро оделась и побежала в аптеку за настойкой пустырника. Успокоиться без успокоительного ей уже не представлялось возможным.

Аптека в их деревне работает три дня в неделю с 8 до 11. Но очень часто уже в 10 никого там не найдешь. Было уже начало девятого, и Ксюша надеялась там кого-нибудь застать. Но, увы застала только записку на двери «Скоро буду». Она уже хотела идти домой, зная, что это «скоро» может обозначать «возможно завтра», но услышала за спиной голос незнакомого дедушки:

- Что закрыто?

- Да, написано «Скоро буду».

- Ну, если скоро, значит подождём.

Дедушка был совсем седой, но с генеральской осанкой, которая скидывала ему не один десяток лет. Он был полон решимости дождаться, и Ксюше захотелось подождать вместе с ним. А вдруг и, правда, дождутся. Ждать молча не хотелось, надо было бы о чем-нибудь поговорить, и Ксюша перебирала в голове темы, на которые можно было бы завести разговор. Но перед глазами стоял, противный старый пол, а тело прямо физически ощущало потребность в гладкой, нежной, упругой, прохладной поверхности линолеума. Надо от этого как-то отвлечься. Ксюша посмотрела по сторонам, и сказала вслух:

- А интересно тут всего понастраивали. Вон церковь стоит, большая с куполами, а напротив маленький домишко – «Аптека». Прямо можно выбирать, как лечиться, хочешь – верой, хочешь – таблетками. Кому что больше подходит.

Ксюша говорила как бы ни к кому не обращаясь, но очень ждала что же ответит дедушка. А он медлил с ответом. «Неразговорчивый какой-то», - уже начала было разочаровываться Ксюша, но тут услышала:

- Действительно красивая церковь. Только странно ее построили. В ложбинке прямо спрятали, никому и не видать. А вот в тех краях, откуда я родом, не здешний я, церкви ставили по-другому. Эта вот из камня, а у нас камней особо нет, церкви деревянными делали. И на возвышении обязательно. Купола позолотят, они блестят ярко-ярко, далеко видать. И селения друг от друга тоже далеко, а дороги найти сложно. А церковь то видно. Вот по ней и ориентировались. Она вроде как маяком служила. Даже когда запретили все эти богослужения, никто церквей не трогал, наоборот купола ремонтировали. А то если уедешь, то можешь уже и не попасть домой. Блудились люди, ой как блудились.

И опять тишина.

- Да, интересно, - согласилась Ксюша, чтобы продолжить разговор, - А здание аптеки тоже старое. Вон стена треснула, окна перекосились, а полы, кажется, деревянные. Скрипучие наверно, просто жуть. Ой, как я не люблю деревянный пол. А мыть его просто каторга…

Ну, надо же, опять про котят. Ну, почему я не могу о нём забыть хоть ненадолго. Этот пол прямо врос в меня, вся его старость и грязь вобралась каждой клеточкой моего тела. Это же… Ой, а что это с дедушкой?

А дедушка засиял мягким светом изнутри, его лицо будто помолодело, взгляд был устремлен в какую-то  одному ему видимую даль:

- Ну, что вы, деревянные полы это самое замечательное, что есть в доме. Мы когда были студентами, даже спорили, чья очередь сегодня полы мыть. Мы жили на квартире, и хозяйка никогда этим не занималась, мы не давали ей. Включишь патифон погромче.  Пару ведер песка высыпишь, специальные тапки на ноги и вперед, гулять по комнате. Никто тогда полы не красил, не было еще красок, водой тоже не мочили, а зачем дерево влагой портить? А песочком так ошлифуешь, что любо дорого. Сметешь потом его, а полы гладенькие, чистенькие, а приятно то как босому по них пройтись, а тепло то как. Да, босиком по полу ходили. И крепкими здоровыми были. А сейчас красят, а краска вредная, а линолеум и того хуже, он же так воняет, что просто жуть. И по полу босиком никто уже не бегает, все в тапочках.

- О, а вы меня, небось, ждете. Здравствуйте, - прервала воспоминания дедушки аптекарша.

- Ну, вот и дождались, - дедушка почему-то поклонился Ксюше, приглашал, что ли первой войти?

Но Ксюша была так поражена услышанным, что уже ничего не понимала. А как же линолеум, как идеальное напольное покрытие, по которому должна ходить человеческая нога? Что-то в этих полах не то. А дедушка то как светился, когда рассказвал…

- Заходите, - предложил дедушка, - уже открыли.

- Нет, Мне уже ничего не нужно. Спасибо, - и Ксюша поспешила обратно домой. Она чувствовала, что этот рассказ что-то изменил в ней. Еще до конца не было понятно, что изменилось, но что-то уже не так, как прежде. Странное ощущение бродило в груди, вокруг головы, даже во рту. Но оформить его словами Ксюша пока не могла. Она не просто успокоилась, а наполнилась неземной радостью. Радостью от того, что удалось постичь какую-то вселенскую мудрость. А может главнее сохранить её в себе, чем пытаться оформить афоризмоподобными словами?

Вот такой он – пол.