1964 год. Ленинград. Безымянная советская кафешка на углу Невского и Владимирского проспектов. Ничего злачного: парочка красных венгерских кофе-автоматов, чай, пирожные, на стенах цветастые петухи. Две девахи непонятного происхождения и сословия. Стоят, курят. Откуда ни возьмись - милиционер, и суровый такой, главное: "Что вы тут курите, безобразие, какой-то "Сайгон" устроили!". Тогда шла вьетнамская война, столица Южного Вьетнама не сходила с газетных полос.
Так появился «Сайгон».
В то время как американский и европейский андеграунд взахлеб пачковал таланты, выходя из тени к мировой славе, в СССР все больше дарований закапывалось поглубже в этот самый андеграунд. Именно поэтому непризнанные советские интеллигенты собирались не в пафосном клубе с блэк-джеком и кокаином, а в безымянной пристройке к ресторану «Москва», незаметно подливая в кофе пронесенный под полой дешевый портвейн.
«Сайгон» -- феномен, который могла подарить миру только советская культура. На территории кафе гармонично сосуществовали поэты, художники-авангардисты, проститутки, ученые, литераторы, музыканты, пьяницы, барды, философы, фарцовщики, хиппи и уголовники. Разношерстная публика, но случайных людей здесь было мало - разве что по утрам, когда кафе стояло полупустое и еще прибранное. К вечеру группами по интересам собирались завсегдатаи, стоя - не было сидений - пили терпкий, часто пережаренный, кофе «плантэйшн» и «Солнцедар» из горла.
Люди Сайгона
В начале 70-х в «Сайгоне» собиралось много поэтов. Достаньте листочек с ручкой - и на вас уже смотрят понимающие глаза за соседним столиком: тоже пишете, коллега? «Сайгон» был и рабочим столом, и трибуной для выступлений: здесь писали, декламировали, внимательно слушали и честно критиковали. Поэты «Сайгона» -- Евгений Вензель, Виктор Топоров, Николай Беляк, Геннадий Григорьев, Николай Голь, Лев Лурье, Елена Здравомыслова, Петр Брандт, Виктор Ширали, Борис Куприянов. Бородатый Костя Кузьминский в желтых кожаных штанах громогласно утверждал деклассированным элементам свои футуристичные поэмы. Все они тогда, понятно, не печатались. Сюда временами захаживал Иосиф Бродский, бывал Сергей Довлатов.
Дмитрий Шагин - завсегдатай «Сайгона», рассказывал: «Первый раз о нем я услышал в 13 лет. Где-то году в семидесятом мне рассказывал о нем художник Арефьев. Он говорил, что есть такое место, где собираются „поэты с бородищами и глаза у них - аки сливы" и там они пьют кофе, стихи читают. И место это сейчас самое крутое».
Вскоре, поэтическая тусовка «Сайгона» немного разбавилась. Любой настоящий советский рок-н-ролльщик выпивал здесь когда-то: Борис Гребенщиков, Виктор Цой, Олег Гаркуша, Саша Башлачев, Константин Кинчев, Настя, Юрий Шевчук, Саша Васильев...-- мало найдется в русском роке несчастных, не познавших радостей «Сайгона». За соседним столиком у «фарцы» можно было купить дефицитную пластинку. Хотя денег у сайгоновцев чаще всего не было. Художеством зарабатывали лишь официально зарегистрированные творческие единицы, которые могли себе позволить отдых в менее злачные местах. В «Сайгоне» же был установлен негласный минимум, «чип» в 70 копеек -- столько стоила пол-литровая бутылка вина. С 70 копейками ты имел право прийти в "Сайгон".
1. 1985, БГ с сыном у Сайгона 2. Недремлющие мильтоны 3. Тимур Новиков,Сергей Курехин и Сергей Бугаев (Африка) у кафе Сайгон 4. Хиппи
Самыми бедными здесь были «коммунары» -- группы хиппи, так называемая «система». Пока правительство только мечтало о коммунизме, они его по-настоящему строили: снимали одну квартиру и жили вместе, все имущество было общее. Было и общее дело -- превыше всего - иначе коммуна распадалась. В коммуне на Фонтанке жило двенадцать человек, а штанов на всех было одиннадцать. С утра все разбегались, а тот, кто вставал последним, оставался печатать листовки. Безклассовая справедливость.
Аборигенов в «Сайгоне» было не много, но их было видно сразу: дремучие хиппи с хайратниками, флейтами и холщовыми сумками. Или совсем спившиеся персонажи. Таким для «Сайгона» был Колесо - хромой нищий и безголосый кладбищенский певчий, который сиплым голосом «аскал на прайс» -- стрелял денег на кофе.
«Маленький простой», «Маленький двойной» и «Большой двойной» -- вот и все незатейливое кофейное меню «Сайгона», никаких вам Латте макиато и Эспрессо конпанна. Можно было, разве что выдумывать вариации с количеством кипятку, или принести с собой для разбавки чего поинтереснее.
Однажды кофе из «Сайгона» исчезло. Власти ссылались на дефицит, но происки райисполкома, грезившего создать на месте злачной забегаловки примерный общепит, были очевидны. Вместо привычного «двойного» издевательски предлагали чай. Сайгоновцы оказались изобретательнее, в отместку они брали чай «семерной»: чашку кипятку и семь пакетиков заварки. С таким чефиром и выпивка ни к чему. Но новым ударом сверху стало возмутительное исчезновение кипятка - в стакан наливали прохладную воду, чтобы чай хуже заваривался. Продержавшись еще с месяц, чайная эпопея закончилась, ознаменовав возвращение счастливой кофейной эры в родной «Сайгон».
Но, говоря по правде, аборигены «Сайгона» чаще пили кофе либо с крепкого похмелья, либо для того, чтоб хоть немного ненадолго протрезветь. На это, как и на запрещенное в зале курение, в кафе смотрели между пальцев. Среди сайгоновцев бытовало устойчивое мнение, что их грязноватая забегаловка --спецпроект КГБ, который спецслужбы холили и лелеяли, доставали хороший кофе даже в тяжелые времена. Говорят, агенты под прикрытием пили, прислушиваясь к чужим разговорам, кофе за соседними столиками, торговали дурью и угощали посетителей из «гнутых» -- металлических фляжек - коньяком. Убеждение, что без «поддержки» властей кафе не обходится еще пуще укрепилось после ремонта, когда в конце зала появилось зеркало - во всю стену. Считалось, что за ним сидят кагэбэшники: «всех снимают и все записывают». Существовала также легенда, что каждый раз, когда начинался дождь или снег, к "Сайгону" приходил милиционер и накрывал часы над входом чехлом - мол, в них была вмонтирована камера, которая передавала изображение сами знаете чего Сами-Знаете-Кому.
Все эти версии нельзя назвать нелогичными: у городских властей «Сайгон» был как бельмо на глазу, считаясь «местом встреч определенного контингента», (что было, в общем-то, правдой). Но забегаловку упорно не закрывали. Все же КГБ было проще контролировать этот «определенный контингент» в одном месте. А настоящих диссидентов здесь было мало, наверное, для таких дел выбирались места потише. Со слов Виктора Топорова «Достал кто-нибудь западное издание Гумилева или Мандельштама - пришел в "Сайгон" тут же и пропил его. Кому-нибудь продал, у кого есть 30-40 рублей. А реальными диссидентскими делами в нашем кругу не занимались».
Миллиционеров - или «мильтонов» - вокруг заведения тоже всегда было в изобилии. Они были призваны забирать тех, кто „не соответствовал". Особенно старательными были оперотряды из комсомольцев и студентов. Сомнительных посетителей они могли по три раза на день забирать в участок для выяснения личности. Прям-таки примерные стукачи.
Однажды Олег Гаркуша снимался в фильме «Взломщик», по сценарию которого его должны были забирать в милицию прямо от «Сайгона». Но пока настраивались камеры и орал режиссер, «мильтоны» принялись забирать героя с помощником режиссера по-настоящему. Бюрократичные стражи порядка не сразу поверили в актерский талант заядлого сайгоновца и отстали от него только после предъявления стопки справок и документов.
Это и была романтика «Сайгона». Здесь запросто знакомились, угощали незнакомцев чашкой кофе или стаканом портвейна. Здесь узнавали первыми о поэтическом вечере у Юли Вознесенской или квартирной выставке художника Арефьева. Здесь можно было ляпнуть спьяну про желание уехать в Тибет и тут же найти тройку попутчиков, которые еще и дорогу покажут. Сюда приходила молодежь, которая часто могла бы позволить себе места и получше. Парадокс: в прокуренном, пропахшим потом, кофе и алкоголем «Сайгоне», где на тебя вполне вероятно пялился из зеркала кэгэбэшник и мильтон мог в любой момент поволочь тебя в участок, в этой странной мещанине интеллигенции и маргиналов -- дышалось свободнее, чем в любом другом месте СССР.
В одной из рецензий Сергей Довлатов вспоминал: "Ну что „Сайгон"... Грязноватое кафе в центре Питера, со странной богемно-уголовной публикой, где встречались, пили кофе и портвейн, обменивались новостями, читали стихи. Юный лопух, случайный посетитель (сам был из таких) мог заметить только это. Но для своих, для посвященных (тут должны были совпасть не только место, но время и поколение) „Сайгон" был непрерывно творимой легендой, продолжением петербургского мифа, символом второй настоящей культуры".
«Сайгон» оставался родиной советского андеграунда больше трех десятков лет - поразительно долго для своего времени. Он был окончательно закрыт в марте 1989 года. После ремонта в его помещении открылся магазин итальянской сантехники, потом что-то еще и еще. Одноименные заведения создавались периодически в разных частях Петербурга, но это уже не наша история. О настоящем «Сайгоне» напоминает только мемориальная табличка на Невском проспекте, 49, и сами сайгоновцы. Олег Гаркуша: «Через „Сайгон" прошли все - люди совершенно разных профессий, убеждений и образа жизни. Здесь всегда что-то происходило. Ведь когда накладывается запрет, человек делает все наоборот. Как ни странно, но я хотел бы, чтоб вернулись те времена. Ведь сейчас, к сожалению, все можно».
