“Сенсация! Реальное видео. Кровь, драки, ужасы”. Письмо, призывающее купить DVD с такими фильмами, пришло на мой e-mail несколько месяцев назад. В принципе ничего особенного: похожие сообщения приходится выгребать пачками как из нескольких электронных ящиков, так и недр Сети. Но, задумавшись о смысле этого “послания”, захотелось выяснить, почему людям в последнее время так нравится быть шокированными, а подобное искусство становится всё более популярным?
Не собираюсь оправдывать производителей скандальных вещей или распекать потребителей, но напомню один из главнейших экономических постулатов: “Спрос рождает предложение”. Кажется, вся сенсационная продукция, мелькающая по телевидению или в Интернете, рассчитана на массового зрителя. Максимально упрощенный принцип пирамиды: к примеру, человек случайно натыкается на фильм, в сценарии которого не один десяток жестоких убийств, изнасилований и весьма смягченный перевод отдельных фраз. Чертыхаясь, со словами “какой бред!”, он всё же досматривает его до конца. На следующий день рассказывает об этом фильме друзьям, которые в ответ лишь крутят пальцем у виска. Тем не менее сами решаются убедиться в этом воочию. Далее по накатанному сценарию…
Совсем недавно мне на глаза попались картинки питерского художника Гавриила Лубнина, наделавшие много шуму в Интернете. Его произведения искусства, а выражаясь научным языком, психоделические карикатуры, мягко говоря, удивили. Не несущие практически никакого смысла, они тем не менее заставляют улыбаться и пересматривать по нескольку раз. “Мужик на руках жирафа нес, так как не было у жирафа колес”, “Лег мужик на спину, чтобы отрастить щетину. А собаке это нравится, она улыбается”. Как вам такие подписи автора к своим творениям? Подобные работы вызывают споры, разногласия, столкновения мнений и, возможно, поколений, что неизменно ведет к популярности и массовости. Единственное, чего не стоит делать, — ставить клеймо на психологическом здоровье таких людей.
Смотреть или не смотреть — дело личное. Например, Юрий Максименко, заместитель директора областной универсальной библиотеки, считает такое искусство пустотой. Скептическое отношение у него и к “Черному квадрату” Малевича. Есть даже любимая фраза Михаила Веллера, относящаяся к этой картине: “Суровый кукиш цвета ночи”. Юрий Иванович протянул мне книгу с двусмысленным и весьма “современным” названием: “Ее мне только что принесли. Автору, гомельчанину, пророчат большое будущее, едва ли не второго Достоевского”.
Отложив ее в сторону, он взял с полки еще два “шокирующих” издания: “Первое творение — “Аморальная любовь”, а название другого и произносить как-то неудобно, не говоря о том, чтобы публиковать. Я сотрудникам библиотеки всегда говорю: вы эти книги старайтесь никому не показывать. Если кто-то случайно наткнется на них — сам найдет в каталоге, заинтересуется, но специально рекламировать не надо”.
А опасения, оказывается, не напрасны: “Однажды у нас проходила выставка книжных новинок, среди которых были научные исследования — “Это жестокое животное — мужчина” и “Эта покорная тварь — женщина”. Кто-то из читателей, заметив их, оскорбился и написал жалобу. Пришлось книги списать, чтобы не было скандала”.
Помимо этого, Юрий Максименко согласен с Веллером и в том, что литература без позитива — хлам. “Эту фразу можно отнести к искусству в общем, — заметил он. — Надо бороться с хламом, иначе наши души превратятся в мусорные свалки. Однако нельзя и запрещать человеку покупать ту или иную литературу, смотреть определенные фильмы”.
— А если книга несет позитив, но содержит нецензурные выражения? — интересуюсь у Юрия Ивановича.
— Если этот прием необходим для развития сюжета или характеризует персонаж, то почему бы и нет? Мы работаем с одним минским издательством, которое издавало творения Игоря Губермана, знаменитого своими “гариками”, ироничными четверостишиями. Ненормативной лексики в них достаточно. Мне рассказывали, что на книжной выставке в Минске две пожилые женщины купили его книгу, но на следующий день, смущаясь, принесли обратно. “Смотрите, какое здесь слово!” — указывали они пальцем в текст. Пришлось вернуть им деньги.
А самого Юрия Максименко шокировала “Чернобыльская молитва” Светланы Алексиевич: “У меня было потрясение, ком в горле стоял. Это не художественная книга, но очень сильная вещь. Однако после ее прочтения на душе всё равно остается что-то светлое”.
В последнее время обильной шокотерапии подвержены практически все виды творческой деятельности. Еще несколько лет назад группу “Ленинград” считали чем-то из ряда вон выходящим, а фамилию Сорокина вкупе с его “Голубым салом” упоминали полушепотом. Сейчас стоит только зайти в книжный магазин и приоткрыть любую книгу из раздела “Современная литература”, найдете и не такое! И хорошо, если автор может грамотно употребить мат, но зачастую ведь попытка продемонстрировать свободу превращается в обыкновенную похабщину под красивой глянцевой обложкой.
Известный КВНщик Вадим Галыгин, известный по выступлениям в “Comedy club”, высказался как-то рассказал мне в интервью: “Мат литературный и подзаборный — разные вещи. Некоторые люди в силу своей необразованности наверняка не знают, что многие поэты раньше на светских вечерах читали памфлеты и различные стишки с матерными выражениями. Причем иногда с довольно унизительными и оскорбительными посылами в адрес отдельных личностей. Раньше я выписывал журнал “Литературное обозрение” и, если не ошибаюсь, в 86-м или 87-м году вышел целый номер этого издания, посвященный мату в российской поэзии. Это очень смело и смешно, но матом нужно уметь пользоваться”.
К слову, сами “комедианты” нецензурные выражения и “юмор ниже пояса” в своих выступлениях используют частенько, что многим людям, преимущественно старшего возраста, не совсем по душе. Однако не вина Харламова или Мартиросяна в том, что люди нуждаются в подобном искусстве. Вопрос в данном случае нужно поставить так: “Почему именно сейчас стала популярной подобная вседозволенность на сцене?”
Заведующая кафедрой социальной и педагогической психологии факультета психологии ГГУ им. Ф. Скорины Галина Гатальская уверена, что всё дело в человеческих инстинктах, таких сиюминутных потребностях, как удовольствие, секс, агрессия:
— Их удовлетворение по-средством искусства позволяет снять стресс, напряжение, но не способствует развитию. С точки зрения психоанализа выделяются два инстинкта: сексуальный и агрессивный. Они присущи всем людям, поэтому то, что с ними связано, всегда привлекает внимание. Это порнографическая продукция, нецензурная лексика, фильмы ужасов, боевики. Философы констатируют, что к концу XX века произошел упадок искусства. Теперь его зачастую создают необразованные слои общества, что ведет к дегуманизации искусства. К тому же всё чаще появляются какие-то виртуальные персонажи типа Гарри Поттера. Для нового века характерно использование сленга, нецензурных выражений. То есть развивается направление комиксов как в литературе, так и кинематографе. Начинает доминировать культура картинок и появился так называемый феномен звучащего мира, когда тишина вытесняется, а эфир наполняется чем попало.
— Какие ассоциации возникают у вас с определением “шокирующее искусство”?
— Авангардное искусство может быть высоким, но непонятным. А непонятность зачастую шокирует. То есть мы можем сказать, что Дали, Магритт, Тарковский шокировали людей. Второе направление — различная чернуха, которая льется на нас с экранов телевизоров, компьютеров. И человека с психической нормой это тоже шокирует. К тому же запросто можно превратиться в “наркомана”, потребляющего низкопробный продукт.
Примеров современного шокирующего искусства много. Например, творчество “Синих носов” вызвало большой резонанс не только в России, но и в Европе. Не так давно “шок” докатился и до театра. Пьесу “Покупки и секс” ставили во всем мире, а в прошлом году эта участь настигла и питерского зрителя. Газета “Московский комсомолец” подсчитала, что нецензурщина доносилась со сцены почти каждую минуту, подкрепленная соответствующим поведением актеров: “Некоторые кресла быстро опустели — зрители толпой выходили из зала, некоторые успевали крикнуть: “Верните деньги за эту фигню!”
Впрочем, у любого искусства есть свои поклонники. Как говорится, не судите, да не судимы будете. Однако совершенно понятно: пока мы будем продолжать материться на остановках, вряд ли сможем дать объективную оценку мату со сцены.
