Старый спальный район тонул в тополином пуху и вечерних сумерках. По улице шли две фигуры – мальчик, который, чуть склонившись набок, нес пакеты (из одного явственно выпирал батон) и кот, сосредоточенно жующий сосиску.
— Ты зачем сосиску украл? Мы же договорились, что возьмем денег у деда и потом честно всё себе купим. – Кот шел на шаг впереди, и нотации Дрыха уходили коту под хвост в буквальном смысле.
— А что?! Не, ну а что? Ты меня утром покормил? А вечером? А вчера утром?!! Третий день дома жрать нечего! А все почему? Потому что кто-то у нас интеллигент, кому-то духовная пища важнее! Вот и жуй своего Шопенгауэра!!!
окружающего мира. Есть в нас нечто, что управляет нами без нашего ведома. Да если бы не он — вообще сюрреализма не было!!!
— Фу-ты, ну-ты. Вот мы сейчас к деду придем-то, и я ему пожалуюсь. Ты вообще слово «библиотека» знаешь? Там книжки даром дают! А вот места, где еду даром дают, хотя бы на время, просто подержать, я лично не знаю.
Спорщики подошли к подъезду и Дрых набрал номер квартиры деда на домофоне. После долгих гудков послышался голос деда.
— Это ты, Фридрих?
— Ага, Фрииидрииих. Артур это, собственной персоной! – кота несло.
Послышался писк и дверь открылась. Перепалка набрала новые обороты на лестнице:
— «Основное свойство мировой воли состоит в том, что она ни к чему не направлена… нет никакой конечной цели, то есть нет никакого смысла». Вот это мысль! Кстати, скажем деду, что книга дороже стоила, может денег побольше даст.
Кот посмотрел на хозяина исподлобья и тщательно облизал усы. Он настраивался на жалобный вид, надеясь произвести трагическое впечатление и наябедничать по полной.
— Ну что ты смотришь? Хорошая же идея. А?
— Ну-ну. Дед тебе объяснит, в чем разница между мировым искусством и реликтовым животным.
Дверь квартиры была приоткрыта, и на ее скрип из конца коридора донеслось:
— Фридрих, заходи, внучок. Я тут работу пишу — «Проблема самоидентификации личности в произведениях Достоевского».
— Интересно, – с кухни прокричал Дрых, – сейчас расскажешь, в чем суть
Дрых и Вениамин, который никак не мог определиться – стоит ли ему начать прихрамывать или это будет перебор, зашли в дедов кабинет.
— Ну, рассказывай, в чем там прикол твоей работы? - иронично сказал Дрых и хлопнулся в свободное кресло.
— Вот ты, Фридрих, как считаешь, насколько самостоятельно человек выбирает, кем он является в мире? Человеком, который изменит мир, или просто обывателем?
— Я, кстати, Шопегауэра купил, «О свободе воли». Целых 54 тыщи отдал. Но книга того стоит! Я считаю, что человек может почувствовать в себе свое истинное предназначение, почуять, так сказать.
Кот перестал тереться о ноги деда и затянул :
— А я, дедушка, так считаю — вот кем человек себя называет, тем он и является. Так что раз Дрых — мой хозяин, то он и должен надо мной хозяйствовать. Назвался груздем — полезай в кузов. А он — видишь? — книжки покупает, а меня не корррмит. Совсем.
Кот всхлипнул.
— Ну, Вениамин! – то ли взмолился, то ли взвыл Дрых. — Я все понимаю, но это же все-таки Шопенгауэр! Покормлю я тебя…
— Веничка, там у меня в холодильнике молоко стоит, да и варенье там еще оставалось… — сказал дед.
— Спасибо, Арнольд Михайлович, – как будто ждав этого момента, выпалил кот, и побежал на кухню.
— А я вот, внук, придерживаюсь другой точки зрения. Человеку не дано понять себя никогда. Вот Раскольников, вроде и почувствовал в себе особое предназначение, но все равно не был уверен в своем выборе и мучился от чувства вины за содеянное.
Воспользовавшись отсутствием кота, Дрых подсел к деду поближе и шепотом спросил: — Деда, дай денег, пожалуйста, а то этот Шопенгауэр реально заставил меня затянуть пояс. Да и Вениамин бесится с голоду…
— Сколько?
На пороге появился Веня с кружкой молока в лапах и Дрых поспешил перевести тему:
— Я вообще считаю, что чувство вины и появляется тогда, когда человек неправильно себя ощущает. Раскольников неправильно себя ощущал, вот и терзался от сомнений и чувства вины. Вина — это несоответствие с поступками и восприятием себя как личности.
Тут Дрых бросил укоризненный взгляд на кота, который развалился на рабочем столе деда и вальяжно щурился на абажур. Веня намек понял, но позы не сменил.
— Вина, Фридрих, сложная штука. Я иногда как задумаюсь над этим понятием, сам теряюсь… Вот совершил поступок, и вроде бы правильно сделал, но найдется такая сторона, с который ты виноват окажешься. И наоборот тоже бывает. Вот нацистские врачи издевались над людьми, а если бы не их эксперименты, то к некоторым выводам и не пришли бы будущие доктора и фармацевты.
— Я думаю, – тут уже философский разговор с дедом начал напрягать парня, – что такое понятие вообще не возможно определить абсолютно. Любой поступок, совершенный человеком в наше время, могут осудить другие люди. Много нас стало, и социальных связей стало много, вот все и виновны друг перед другом.
Дед что-то записал на бумаге и словно отвлекся от беседы.
— Дед, дай денег, а то на еду вообще ничего не осталось, – напомнил Дрых свою просьбу.
— Что? А… Сколько? – задумавшись, дед не сразу сообразил о чем просит внук.
— Сколько не жалко, – с широкой улыбкой на лице сказал Дрых. Он знал, что дед его любит.
Дед встал, подошел с стеллажу книг и достал «Капитал» Карла Маркса. Дрых знал, что именно в этой книге дед и прятал свои деньги, но никогда не воровал у деда. Арнольд Михайлович отсчитал купюры и поставил книгу на полку. Потом вернулся к Дрыху и положил ему в руку свернутые деньги, — сразу и не поймешь, сколько он дал на самом деле. Дрых быстро опустил их в карман, и про себя уже начал сваливать.
— Это, дед, ну не будем тебе мешать. У тебя тут работы, смотрю, еще хватает, – издалека начал Дрых.
— Да, да, работы хватает. Надо еще над многим поразмыслить…
— Вениамин, уходим, – буркнул в сторону кота Дрых.
— И это еще, Фридрих. Я тут список составил. что мне в следующий раз купить. Сейчас его найду, – дед начал рыться в бумагах, которыми был завален стол.
Кот протянул листок:
— Не этот? …водка, икра, нектарин, ананас… Дед, что отмечать собираешься?
— Да тут друзья из Москвы приедут, тоже философы. Размышлять вместе будем, –улыбнулся дед.
— Хорошо, куплю. Веня, пошли.
Вениамин, сыто мурлыча, грациозно пошел к двери.
….
Когда совсем стемнело, Дрых и кот сидели на парапете городской набережной. Довольный кот уплетал бутерброд с колбасой, а Дрых вертел в руках пивную бутылку.
— Ты как думаешь, Вениамин, я способен на большие свершения?
— А большие свершения – это что? На Луну ты не полетишь — костлявый больно, альманах социализма тоже не напишешь — рожа у тебя не пролетарская. Колбаски хош, мирской человек?
— А может дед и прав, нельзя человеку понять кто он на самом деле, – запивая бутерброд, сказал Дрых. — Да, дед был прав. Он все же жизнь прожил, ему уж не знать.
— Я вот что скажу, с кошачьей позиции — хорош тот день, что за хвост не тянет. Пойдем домой, Дрых. Котлет нажарим, Шопенгауэра твоего почитаем. А то тут комары за уши кусают.
В кармане Дрыха затрясся мобильник и заиграла «Rape me».
— Здорово, дед… Да, слушаю. По поводу вины? Наоборот? Ты так считаешь? А это…не, не забыл… да, да, я понял: 4 бутылки… Пока, деда.
Оставьте свой комментарий