|
Я никогда не подаю милостыню. Потому как считаю, что либо это люди, для которых попрошайничество вместо профессии, либо пропитые насквозь алкоголики, просящие на очередную бутылку. Но, тем не менее, меня всегда снедал интерес о мотивах каждого из них.
Чумазые детишки, клянчащие «на хлебушек», точно подходят под разряд профессиональных попрошаек. Понятное дело, что их наставляют взрослые и все деньги идут к ним же. Молодежь постарше, вероятно, собирает деньги либо ради развлечения, либо также по напутствию старшего поколения.
Про мужчин и женщин среднего возраста и неопрятного вида тоже можно сказать практически однозначно: это люди, запустившие свою жизни и посвятившие себя зеленому змию.
Женщины с младенцами на руках неоднозначные персоны. Не поймешь, не то за их спиной стоит целая сеть организованных попрошаек, не то они по собственной инициативе предпочитают так собирать средства на пропитание себе и ребенку. Помнится, в одном из подземных переходов Минска, где я проходила каждый день, стояла женщина примерно лет 50 и просила на операцию тяжело больному сыну, в руках она держала медицинскую справку. Прошло около двух месяцев, женщина не на долго исчезла. Но позже появилась снова, уже с новой справкой. На этот раз у нее умирала дочь.
Я решила исследовать еще одну группу попрошаек – пенсионерок несчастного вида. Нашла я их возле собора. Бабушки сидели дружной группкой из четырех человек, набожно крестились и мимоходом болтали, обсуждая семейные перипетии кого-то из соседей по дому. На мой прямой вопрос, почему они просят милостыню, бабки отреагировали очень настороженно и, пожалуй, даже не вежливо: « А тебе какое дело?». Я объяснила, что меня снедает сострадание к их тяжкой судьбе, мне интересно было бы узнать о ней и, быть может, чем-то помочь. На что одна из них отозвалась: «Деточка, пенсии у нас жутко маленькие, а помочь – вот как можно»,- и она продемонстрировала мне небольшую стопку мелочи. Группка начала хором причитать о слабом здоровье и маленькой пенсии, но смотрели они на меня как-то враждебно. Я решила ретироваться, не нарушая своего правила не подавать милостыню.
Чуть дальше по улице даже в приделах видимости от паперти собора сидела еще одна просящая. У этой вид был более несчастный, вероятно потому, что сидела она одна. Присев рядом, я задала все тот же вопрос о причинах ее прозябания. Пока бабушка рассказывала о своем нелегком положении (между прочим, она не поинтересовалась, какое мне до всего этого дело), у меня в голове вертелась одна и та же мысль: «Как она высиживает на таком холоде часами». Сидели мы на кирпичном уступчике, совершенно ледяном, на бабушке было осеннее пальто и какая-то синтетическая юбка, и она даже не подложила картонки. Вот что рассказала мне бабушка.
Пенсия старушки составляет 200 тысяч, из них 60 в отопительный сезон уходит на оплату квартиры и 40 на остальные коммунальные услуги. Таким образом, на жизнь остается около 100 тысяч в месяц. «И это мне еще недавно подняли, слава Богу»,- говорит пенсионерка. Спрашиваю про детей и внуков, говорит, мол, был сынок один, да уж давно нету. Инвалидности у бабушки нет и заверено, что она может самостоятельно передвигаться, потому социальная служба к ней не приходит. Бабушка сетует: «Приходили раз, говорили, что если надо помочь по дому, то можно позвонить им. Но больше не появлялись». Удивляюсь, почему не позвонила, отвечает, что самой потихоньку сподручней.
Бабушка, рассказала, что раньше работала уборщицей в горсобесе. Получала 30 рублей в месяц за тяжелую работу. Рассказывает, как и ремонт помогала делать, и таскать всяческую мебель. Временами сверхз арплаты доплачивали, так и жила. А как пришло время на пенсию выходить, оказалось, что ее работа малого стоила.
Я поинтересовалась, почему она одна сидит, а не вместе со всеми: «Да эти… теплые бабки, - с негодованием отозвалась старушка,- у них пенсии большие. Скучно им дома сидеть, вот и собираются вместе и идут попрошайничать». Весьма странное развлечение и мне не верилось, что можно много таким образом денег добыть. Бабка хитро прищурилась и даже улыбнулась: «Ну, много не много, а на лишний пакет молока да на печенье с чаем себе зарабатывают. Потом вместе его и хлебают у кого-нибудь дома». Естественно, бабушка была осведомлена, кто из них, сколько получает и где работал раньше. Одна из компании попрошаек работала на железной дороге и получает теперь приличные деньги, вторая инвалидность получила и тоже на пенсию не должна жаловаться. Бабушка умолкла, а потом стала спрашивать о моем житье: видно поговорить ей редко с кем есть.
Не знаю, правда ли все, что рассказала мне бабушка с протянутой рукой. Вполне вероятно, что она привыкла приукрашивать свои беды, как и те компанейские попрошайки. Но, честно говоря, мое сердце она растопила. Я дала ей несколько тысяч. Это не была милостыня, это была плата за ее рассказ и помощь мне, так что свое правило я, пожалуй, сохранила не нарушенным.
|
