Скажи, чья властная рука,
В сырую землю бросив семя,
Велела, чтобы из ростка
Ты созревал все это время…
А. Л.
Месяцы сменялись чередой, весело, шумно, то и дело вырывая друг у друга несколько дней, чтобы полностью завершить свои погодные дела. Февраль оставил марту в подарок рыхлый, уже несколько потемневший снег. Март принял этот снег с радостью, отдавая все свои силы на его превращение в звонкую, радостную капель и вечно бегущие ручьи. Тут на подходе и апрель, готовый пропитать отоспавшуюся, набравшую новых сил землю застоявшейся водой и напоить все живое на ней. А май, словно заботливый родитель, начал выхаживать новые побеги и придавать силы старым.
В этот самый период и появился на свет тоненький зеленый росток. Он, как и все, тянулся к солнцу, купаясь в его ласковых лучах, как и все, плавно качался на свежем весеннем ветерке, как и все, кутался в свои худенькие листочки, словно обнимая себя ручонками, чтобы согреться в ночной прохладе. Рос он немного на отшибе, как бы отгородясь от уже вовсю желтевших одуванчиков, а также начинающих свою новую жизнь полевых цветов.
Шли дни. Уже разлетелись белые пушистые зонтики его соседей, уже наперебой тянулись вверх ромашки, колыхались лиловые колокольчики, где-то кучками синели васильки. А наш росток все копил силы, все таил в себе самое дорогое, самое сокровенное, зародившееся глубоко в его недрах и готовое открыться миру новорожденным бутоном. И вот настало то утро, когда, сбросив оковы сна и потянувшись за первым поцелуем к солнцу, хрупкий бутон вдруг встрепенулся и неуверенно, чуть дрожа, начал разжимать свои острые лепестки.
Наполненный непомерным счастьем, теперь уже цветок не заметил, как стих веселый шорох его сородичей на поле, как застыл среди них игривый ветер, и как внезапно умолкли птицы.
И словно тихое шуршание прокатилось по всей округе: «Да он же черный, совсем черный, каждый лепесток - бывает же такое! Как невзрачен, как убог!”. Вскоре все стало как прежде. Легкий ропот возобновился, и никому не было дела до одинокого черного цветка.
Однажды шел мимо человек, он шел медленно, печально глядя по сторонам, иногда нагибаясь к яркому лютику или нежным гвоздикам. Но вот его рассеянный взгляд остановился на черном цветке, и тот невольно сжался. Он вдруг понял, что сейчас придется расстаться с самым дорогим, что у него есть, с его жизнью в прекрасном зеленом мире. И вот ловкие пальцы уже обхватили тоненький стан и аккуратно, но в то же время властно переломили стебелек.
Черный цветок и раньше видел людей, он часто наблюдал за ними со своего отшиба, невзрачный и одинокий. Это были то дети, бежавшие по полю и обрывавшие белые лепестки ромашек, то старушка с корзинкой, собиравшая маленькие синие букетики, чтобы потом, перехватив их тесьмой, отнести на рынок. И всегда цветы дарили людям радость, они, пестрые, яркие, вплетались в венки, складывались в букеты.
Человек бесшумно, словно серая тень, вошел в старые ворота кладбища и, немного пройдя, сел возле могилы. Цветок он держал в руке, и тот, повесив головку, дрожал.
Раньше его грело солнце, мягкое и прекрасное. Оно всегда проникало в самую сердцевину, заставляя светиться изнутри, оно всегда было доброе и ласковое даже к нему, черному цветку. А сейчас ему было тепло в руке человека. Но это тепло было иным. Оно впиталось в черный цветок, и он стал его хранителем, символом любви.
Человек прикоснулся губами к цветку, наполняя его новым, неизвестным ему чувством, и, аккуратно и бережно положив его на серый мрамор, медленно пошел к выходу. Закат обагрил все небо. Черный цветок лежал на могиле, прижавшись откинувшимся лепестком, словно щекой, к холодному серому камню. Роса крупными прозрачными каплями легла на листья.
Цветок плакал. Он плакал не о том, что больше никогда не увидит солнца и не почувствует мягкого прикосновения ветра, он плакал от счастья, оттого, что в последние минуты жизни он постиг прекрасное чувство – любовь человека.
|